У меня в последнее время не слишком складывается с отчетами. Но я постараюсь изложить на бумаге тот сумбур, который все никак не проходит после игры.

Во-первых, спасибо огромное мастерам! За игру, которая была живой и динамичной. За теплый прием и за не менее теплое отношение. Объятия Пушкина – это что-то ))) Так и хочется пошутить что-то вроде: в моем детстве все девушки мечтали выйти замуж за ДиКаприо, а меня вот зато Пушкин обнимал 😉 А разговоры с пифией? В общем, это бесцеено!

Во-вторых, спасибо игрокам! Наверное, стоит сделать это поименно, потому что мне удалось пообщаться почти с каждым, и каждый чем-то запомнился:
- Тося Дельвиг – спасибо тебе за скурпулезность и нетерпение. Это заставляло задуматься о вечном и деньгах. Благодаря тебе я знаю, что мне грозит, если я не выплачу кредит.
- Сашка Пушкин – за веселье, открытость души и незаурядный талант.
- Данзас – за то, что коверкал мои стихи, бесил меня же и меня же и выслушивал, когда я, по твоему выражению, все же про**ался. Мой верный секундант.
- Крот – пусть поиграли маловато, но был замечательный разговор и отличное общение всем вместе. Спасибо!
- Ололосенька – за карикатуры и увлеченность, хулиганистость и задор. Спасибо!

Преподавателям:
- Александр Петрович! На кого вы нас покинули? Спасибо за яркий образ и коверкание имен.
- Яков Иванович – я вам то доверял, то проверял. Изобретательны, постоянно пытаетесь находиться везде и при этом очень скромны. Это очаровательно.
- Давид де Будри – вы столько юлили, что привлекали внимание, как красный флаг. Поклон за интереснейшую беседу!

- господин Пешель – жаль, что мало пообщались, надеюсь, пересечемся на играх вновь и тогда уже поиграем.
- отец Иннокентий (Николай) – человек-невидимка. Обретает материальную форму только перед экзаменами, потому ненаходим в остальное время.

Высоким гостям:
- Гавриил Романович – покойтесь с миром. Мы помним, что вы защищали нас и никогда не забудем.
- госпожа Вульф – вами невозможно не очароваться! Спасибо за игру, Рысь 😉
- мадмуазель Веймер – ваша красота и искренность поразили меня в самое сердце. Бездна патриотизма и сопереживания. Мы от вас такого не ожидали. Поклон!
- Софья Николаевна – жаль, что наш разговор о языках и книгах был так скоро прерван. Спасибо за капельку религии в море эллинистики.
- Варвара Ильинична – вы вызвали у меня одно сплошное подозрение. За то и благодарю. Именно вы рассказали мне о терроризме.
- княгиня Волконская – какое платье! И сколько критики ))) Поклон.
- мадмуазель Туту – вы женщина? Спасибо, чудная идея и замечательная её реализация!

Ну и немного о персонаже, которого я крайне боялась брать, желая заграбастать роль Карцева, но все же рискнула и не пожалела. Я очень рада, что моя шутка о том, что если я ни разу не подерусь на дуэли, то игра будет скучной, не оправдались. Вильгельмом Кюхельбекером я восхищаюсь как человеком, не способным сдаваться ни в каких обстоятельствах. И безумно благодарна за шанс его отыграть. Его восприятие мира поражало меня, когда я о нем читала, и тем более – когда я сама играла его. Воспринимать угрозы как мольбу, читать между строк, верить в дружбу и в честь до конца. Таким он навсегда останется в моей памяти.
Тысяча слов об игре для тех, кто еще не устал читать:

О розовых перьях фламинго или Самый неожиданный квест
Едва прошел парад, и мы познакомились со всеми игроками, как пришло время вернуться в выделенный нам угол и распаковать наш новейший печатный станок с системой линз. Обычные хлопоты, разве что выскочивший незаметно из своего гнезда провод позже едва не испортил нам все впечатления во время визита княгини Волконской. Но тут Вильгельм увидел перо. Нет, Перо. Розовое. Почему-то мне кажется, что он покраснел, глядя на него… И я даже не знаю, в чем было дело, в цвете ли пера, в совершенно пустых ли карманах лицеиста, но Кюхля решил, что это перо – чья-то потерянная вещь, которая может быть очень ценной для своего хозяина. И начался единственный в жизни Вильгельма поход по дамам. Задача была обсуждена с друзьями и сформулирована коротко: обойти всех благородных (и даже не очень) дам в Лицее и узнать, кому принадлежит перо. А дальше Кюхля во главе целой банды лицеистов, подшучивающих над каждой его попыткой вручить перо очередной потенциальной владелицы, отправился в свое путешествие.
Какой же был мой пожизневый фейспалм, когда я как игрок осознала, что не узнала одного из мастерских перьев! И это перо вообще было положено для использования лицеистами! В общем, сказочка о том, как скурить обвм без зажигалки и сигары вышла замечательная. Спасибо огромное дамам за приятнейшее общение!!! В особенности, прелестнице-Акулине, на которую я чуть не упал, благодаря усилиям дорогих друзей.

Печатный станок
Изначально сия конструкция должна была содержать некоторое количество дополнительных проводов и колб с жидкостями, но до меня вовремя дошла прелесть транспортировки его в существенно измененном состоянии, да и времени уже оставалось на его украшение немного, поэтому он появился в его нынешнем виде.
И пусть даже нам не удалось издать газету во время игры, но за счет экскурсий, разговоров, карикатур, стихов и прочего, он все же сыграл свою роль и делал игру более технологичной. С моей точки зрения, лучшей концепцией этого чудо-аппарата было то, что его алфавиты необходимо гравировать в металле для использования. Под эту версию можно было одалживать кислоту у Пешеля, оправдываться перед госпожой Туркистановой за взрывы в лаборатории и многое другое.
П.С. До сих пор не знаю, почему в конце игры он начал печатать розовым. Может, Кюхля в смущении уронил туда перо?

Экзамены! Или о том, как я не стал горой… А Пушкин бараном
Экзамены подкрались незаметно, как и все, к чему готовишься, готовишься, а оно все равно наступает в самый неожиданный момент. Они не давали лицеистам спать, есть (хотя вот кому как, в еде Лицей вообще делился на 2 лагеря: придерживающихся жесткой диеты и сметающих любую еду на своем пути, вследствие чего регулярно страдающих по желудочной части), сосредотачиваться на девушках…
В общем, как бы мы ни готовились морально к стихосложению на игре, но экспромт стал для нас сюрпризом. Но по крайней мере после того, как отстрелялся сам, было уже не так страшно наблюдать за другими. И могу сказать, что все мы молодцы хотя бы потому, что не молчали )))
Внезапно порадовало фехтование, перед которым откуда ни возьмись появился Пушкин. И как истинная чертяка начал искать примирения вместо дуэли. Раскаяние его, а точнее, уговоры, были столь убедительны, что Кюхельбекер не выдержал и обиды вылетели у него из головы.
До сих пор безумно жаль экзамена по религиоведению, потому что уверен – наше выступление сорвало бы бурные аплодисменты.
Но играть во все это было весело. Благодаря нашим дамам, каждый раз находившими для нас и долю похвалы, и долю критики. Благодаря отцу Иннокентию (или Николаю? Вообще, единственный игрок, с которым мы ни разу не обмолвились ни словом) и его напутствиям, воспринимаемыми Вильгельмом с некоторой долей сомнения. Благодаря Куницыну, мир его праху… И коверканию имен, разряжавшему напряженную атмосферу экзаменов лучше, чем что-либо другое.
Спасибо вам!

Стихи и деньги и «т-туэль!»
Тяжело писать стихи, когда тебе за них не платят. Хорошо Дельвигу, ему хоть заплатили. Наверное, было полнейшей глупостью пытаться у него одолжить эти 2 сребреника ради прелестей девицы, волею случая, своей обнаженной красотой возбудившей в Вильгельме любовную лихорадку, но можно ли сожалеть о деньгах, когда их у тебя почти никогда нет?
Другое дело – сожаление о деньгах для Тоси. Это сожаление проявлялось все чаще и более ярко. Он начал почти непристойно шутить, рассказывать о долге направо и налево и Вильгельму от того становилось тошно и горячо в щеках. Неоднократно повторенное обещание вернуть и данное слово чести, ни на каплю не улучшали настроение Дельвига, а способа вернуть деньги не находилось. Даже Данзас, порой обладавший удачей звенеть в кармане монетами, на этот раз ничем не смог помочь Кюхле.
Лицеисты все более откровенно переглядывались, почти ожидая, что Вильгельм не стерпит очередной выходки Тоси и вызовет того на дуэль (или «т-туэль», как метко пародировал Кюхельбекера Медведь), а Кюхля в это время решал для себя вопрос: может ли существовать человек, способный вызвать друга на дуэль за 2 сребреника? Это ведь даже не 30… И это же он сам виноват, что не может ничем заменить не полученные из дома деньги каким-нибудь другим источником дохода.
Но пока он размышлял над вопросами денежными, Дельвиг, чрезвычайно оскорбленный по всей видимости поведением Вильгельма, перешел черту и вылетевшее из его уст оскорбление снести было нельзя, сохранив честь и достоинство.
- Т-туэль! – Слово вылетело резко, словно помимо воли.

И тут начались интриги…
Пропажа и смерть Матюшкина, расспросы Туркистановой, слова княгини Волконской о поклонении культу Бахуса и Диониса, взрыв и гибель Державина и Куницына, странное слово «Арзамас» и разговоры с де Будри, все это внезапно начало складываться в единую картину. Единственным неясным звеном в которой оставалось содержимое подвала, в который, впрочем, нам всем очень скоро удалось попасть.
Орден Сов, удивительная история Малиновского и Матюшкина, клятва. Здесь следует отметить, что после того, как в его голове сформировалась картина происходящего в Лицее и пришло осознание наличия противодействующих групп, в том числе террористов и предателей, доверять Карцеву у Кюхельбекера не получалось. Поэтому предложение принести клятву и вступить в некий Орден, о котором он слыхом не слыхивал, ему не слишком понравилось, несмотря на все звучащее в нем благородство. Дать клятву, слово означало отдать и себя этому Ордену. Но останавливало то, что тот же Карцев может с тем же успехом оказаться членом Арзамаса, а вовсе не благородным защитником мира и добра от тварей тьмы.
Все эти размышления привели к тому, что дать клятву Вильгельм решил лишь после того, как понял, что его самого никто не заставит совершить в этом Ордене того, что будет претить его понятию о чести и достоинстве. Несколько успокоенный этими размышлениями, Кюхля расслабился и начал внимать словам клятвы.

«Я – страж у ворот Аида...»
Почему эта строка попалась именно Вильгельму? Она была предвестником, коснувшимся его своей холодной рукой буквально за минуты до того, как слова клятвы разрушат последние оковы, сдерживающие способности внутри лицеистов. В ушах Кюхли зашумело, мир перед глазами поплыл, и юноша рухнул под ноги товарищам.
Когда он очнулся, свет мягко ласкал стены и очертания лица, склонившегося над ним. Женщина была в годах, но также явно была заметна сохранившаяся красота этого лица, внутреннее благородство. Пифия была ласкова к Кюхле и искала помощи. Она была сильна и способна прозревать будущее на многие годы вперед, но не имела возможности вспомнить, что было с ней раньше. Как это понятно было Вильгельму, который страдал лунатизмом и порой не мог объяснить ни себе, ни окружающим ни что, ни почему он делал во сне! И она же открыла ему ужасную тайну – Вильгельм способен погубить всех своих друзей! В это было практически невозможно поверить, но… Но разве после открывшихся в своей полноте способностей, после рассказа Карцева, после клятвы Ордену Сов вы сами были бы способны в чем-то усомниться??? Кюхля не нашел в себе таких сил.
Слова пифии стали для него истиной. И был лишь один шанс изменить все предначертанное – помочь ей. На это юноше был дан час.
Как найти то, чего ты никогда не видел? Как отыскать еще одно тайное место или закрытую шкатулку, где, кажется, каждая щербинка и трещинка исследована быстрыми руками и зорким взглядом лицеистов? Но если ты помогаешь самой пифии, то разве судьба не даст все нити для того, чтобы выполнить задание? Именно на судьбу и фортуну решил положиться Кюхля в своих поисках.
И, следует заметить, не ошибся. Уже через некоторое время в его руках оказалась шкатулка, которую ранее держал при себе Карцев. Содержимое этой шкатулки явно интересовало профессора, ведь он держал её постоянно при себе и даже когда передавал кому-нибудь, то требовал позже ему вернуть. Когда Акулина сказала, что в шкатулке прячется словно какое-то существо, Вильгельм соотнес эти слова со словами Вульф и, кажется, госпожи Туркистановой (немного путаюсь, возможно, это была госпожа Мещерская?..), требовавшей у Кюхли провести его в храм пифии. Слова её, как и слова Акулины, звучали очень схоже – о некоем существе, скрытом внутри.
Поэтому Вильгельм забрал шкатулку у Акулины и бросился в подвал. Но, оказавшись там, растерялся – ничего не происходило, ничего не менялось. Стены храма не распахнулись от того, что шкатулка снова очутилась в подвале. «Она здесь уже была…» - разочарованно осознал Кюхельбекер и, развернувшись, вышел вон.
В какой-то момент усталость и треволнения привели к тому, что Кюхля попросту уснул едва ли не на ходу, успев разве что присесть на край дивана. Ему снова снился Малиновский. Он звал лицеистов куда-то в неведомое, говорил, что они должны выпустить то существо, которое спрятано в закрытом ото всех храме. И даже рассказывал как…
Очнувшись, Кюхля долго не мог прийти в себя. Как поверил он словам пифии, с той же силой он не верил словам Малиновского. Но время, отведенное ему на поиски заканчивалось, голос в голове уже отсчитывал истекающие минуты, а руки, словно повинуясь кому-то другому, слагали стихи, которые вызывали ужас в душе Вильгельма… Если его время истекало, если он не найдет память пифии и единственным путем спасти друзей от его самого станет его смерть, то пусть будет так, но лицеисты должны узнать все. И Вильгельм бросился рассказывать. Сначала Данзасу, потом остальным. О пифии, женщине, запертой в храме. О Малиновском, теле Матюшкина и переведенном Евангелие, нахождение которого могло открыть двери храма, о том, что время, отведенное ему истекает и Вильгельм не знает, что будет, когда оно закончится. Если он исчезнет, как исчез для них в прошлый раз, то пусть хотя бы они будут предупреждены.
Под конец его рассказа вернулся Илличевский и сказал, что он знает, как пройти дальше по подвалу. Шкатулка словно ненароком снова оказалась у Вильгельма в руках, и вот они снова спускаются в подземелье. Кажется, не они одни… Но разве это еще имеет значение?

Данное слово
Путь был долог… Хотя иногда Вильгельму казалось, что прошли лишь секунды и минуты. И вот храм раскрыт, перед ним снова стоит пифия. Кюхля протянул шкатулку, даже не особенно надеясь, что он принес то, что ей нужно.
- Вы опоздали… - Вильгельм кивнул, глядя пифии в глаза. – Вы давали слово, что отдадите за друзей свою жизнь.
- Да. С ними все будет в порядке?
- У них будет своя жизнь, короткая или долгая… С болью и радостью…
Ответ не был особо утешительным, но, наверное, это лучше, чем если он предаст их… Он согласен.
Кюхля окинул взглядом столпившихся на берегу лицеистов. Хотелось что-то сказать, объяснить, что он никогда не предал бы их дружбы, но слова не приходили. Тося выглядел удивленным, Данзас ошарашенным, Обезьяна наклонил голову и совсем не смотрел на Вильгельма. В голову пришло, что слова вообще будут излишними, испортят все еще больше. Он виноват перед ними, пусть даже еще не совершенным поступком, но разве это что-то меняет? Слово дано.

Дамы! Дамы! Девицы!
Вы были прекрасны. Наряды, платья, ужимки мадмуазель Туту, предельная эротичность приспущенного плеча мадмуазель Веймер, мягкое, заботливое, теплое искушение мадам Вульф, нежная грация Акулины, глядя на которую Кюхля то и дело вспоминал её без одежды. Он очень хотел подарить ей стихи, но, увы, просто не хватило времени.
Вы поражали меня и Вильгельма. Мадмуазель Туту искренностью и непосредственностью, мадмуазель Веймер внезапной дружелюбностью и искреннейшими соболезнованиями, когда Кюхля не знал, куда деваться и как не расчувствоваться на глазах у дамы и товарища. Госпожа Вульф обаяла Вильгельма и почти приручила. Наверное, если бы ей вздумалось, то он был не устоял перед очарованием этой женщины. Её хотелось спасать и быть спасаемым ей.

Спасибо всем за то, что мы все собрались и отыграли удивительное приключение! Я вас всех очень полюбил!